Мой кровожадный муж такой нежный - Глава 299
299: Разговор о смерти Ван Си,
Глава 299 Глава 299: Говоря о смерти Ван Си, автокатастрофе Се Дана (еще один)
Это г-жа Ян, мать, которая говорит и улыбается. Она не видела ее несколько месяцев. У нее много волос, и она намного старше. Она не такая претенциозная, как раньше, стоит на коленях и склоняет тело, как старуха.
«Доктор Ши, пожалуйста, спасите мою дочь». Она подняла руку и попыталась схватиться за уголок с одеждой Ши Джина.
Он сделал шаг назад и нахмурился. Тань, я не спаситель, а хирург, вот и все.
Госпожа Ян тихо всхлипнула: «Неужели ты не можешь придумать способ?»
Все говорили, что дочь не спасли, а ей всего 25 лет, такая юная…
Ши Джин покачал головой: «Извини».
Он жестом попросил Сяо И поддержать человека, и он больше не хотел тянуть. Когда он обернулся, он увидел Цзян Цзюшэна неподалеку. Он подошел к нему: «Как ты встал с постели?»
Г-жа Ян склонила спину и прошла мимо нее, ее глаза были тусклыми и ошеломленными.
Цзян Цзюшэн оглянулся и снова посмотрел: «Я в порядке». Она посмотрела на Ши Джина, выглядевшего намного лучше: «Тебя можно выписать».
Ши Цзинь поддержал ее инфузионную стойку, толкнул одной рукой и одной рукой повел ее в кабинет: «Простуда в холодное время года, это легко повторить, оставайтесь еще два дня в больнице». Он закрыл дверь и повел ее за клинику На больничную койку: «Просто будь со мной».
Цзян Цзюшэн сказал «да» и подумал об этом раньше: «Неужели нельзя говорить об этом?»
Ши Цзинь кивнул: «После операции по пересадке сердца у нее была сильная реакция отторжения, и ее сердечная функция слишком быстро отказала, и она не смогла вернуться на небеса».
Если вы останетесь за границей, возможно, вам удастся пережить эту зиму, перетащив больного обратно в деревню, и зима не пройдет.
Цзян Цзюшэн молчал, долго думал, но все же не мог не спросить: «Если вы были ее лечащим врачом, сможет ли она прожить дольше?»
Только гипотеза.
Она и Тань Мобао когда-то были разлучены из-за Танцзя, и Ши Цзинь больше не мог оставаться врачом, ведущим разговор.
Ши Цзинь задумался и ответил ей: «Я не знаю, есть много вариантов болезней сердца. Даже если мой главный нож дал ей пересадку сердца, лучше не будет. Вероятность отторжения для редких групп крови составляет 6.3 для нормальных групп крови. раз. «Голос Ши Цзиня был низким и глубоким», — Шэн Шэн, я не бог, и есть болезни, которые я не могу вылечить и не могу спасти. ”
Более того, он не добрый человек. Он мстителен, смешанный с личными симпатиями и антипатиями.
"Я знаю." У нее все еще была игла на тыльной стороне правой руки, и она обнимала его другой рукой. «Я просто чувствовал, что жизнь хрупка».
Смерть всегда учит людей неожиданно.
Кажется, это тема страха.
Ши Джин взялась за подбородок и посмотрела на него. Он серьезно посмотрел на нее и серьезно сказал: «Итак, ты должна хорошо есть и спать, береги себя, не болей, не болей, не бери свое тело слишком сильно, я надеюсь, ты будешь состариться без болезней и бедствий. ”
Цзян Цзюшэн слегка повернул голову и провел губами по тыльной стороне ладони: «Я так и сделаю, ты должен сделать то же самое». Она схватила его за руку, держала в своей руке и слегка приподняла голову: «Ши Джин, если, только если, в нашей жизни осталось всего десять дней, что ты будешь делать? ”
Как он и она могут умереть, ему не нравится это предположение.
Все еще серьезно размышляя об этом, он ответил: «Используй один день, чтобы устроить наши будущие дела, остальные девять дней оставайся с тобой в постели, делай достаточно».
Конечно, не просто устраивая последствия, он также должен разрушить мир и убить всех людей, которые их скрепляют.
Конечно, вы не можете сказать Шэн Шэн, что это напугает ее.
Цзян Цзюшэн на мгновение замер, и его уши воспалились. "… Я серьезно."
Ши Джин хорош в том, чтобы быть хорошим: «Я тоже».
Убив всех, он умер на ней.
Цзян Цзюшен: «…»
На следующий день мать Тань Ваньси снова пришла в кардиохирургию, но на этот раз вместо того, чтобы умолять Ши Цзиня спасти ее дочь, он умолял его увидеть ее.
Она приходила много раз, кроме как в палату, все время была вне офиса Ши Джина.
Вечером Ши Цзинь пошел поговорить о подопечной Ван Си. После того, как ее перевели в больницу Тяньбэй, лечащим врачом не был Ши Цзинь. Это был первый раз, когда она встретила его после возвращения домой.
В палате было тихо, и шаги были хорошо слышны.
Она не могла хорошо открыть глаза и не могла ясно видеть. Она посмотрела на размытые очертания двери: «Ши Джин, ты?» Она не была уверена, ее голос был слабым: «Ты здесь?»
Ши Цзинь подошел к кровати.
Тан Ваньси моргнул, ясно видя его. У него все тот же ветерок, что и раньше, Чилан Юшу. Просто она другая, лицо стыдливое и худое.
Ши Цзинь сказал: «Если что, позже мне сделают операцию».
У него хороший голос, и он точно такой же, как прежде.
На ней была кислородная маска, и она говорила немного жестче: «У меня есть вопрос, который я всегда хотела вам задать».
Ши Цзинь посмотрел на нее слабым взглядом: «Ты спрашиваешь».
Она смотрела на свет, свет бил в глаза, были какие-то дырочки, зрачки были светлого цвета, а скорость речи была очень медленной: «Мой папа сказал, что до того, как я поехала в США на операцию, отечественные врачи не дал бы мне нож, Ты говоришь? «Ты хочешь, чтобы я умер?
В последнем предложении я не могу спросить.
Ши Цзинь не колебался ни секунды и признался: «Ну, это я». Помолчав, он дорожил этими словами, как золотом, и добавил: «Это правда».
Он мог свободно говорить о рисках операции.
Эгоизм не фальшивый, но, честно говоря, вероятность успеха операции очень низкая, а вероятность смерти более 90% не спасает. Которые отечественные врачи осмеливаются взять на себя.
Разговор шевельнул губами и улыбнулся.
Ничего не хочется делать, но это судьба, и я не могу винить других.
Она смотрела на Ши Цзинь своими веками, потому что она была такой худой, что у нее было маленькое лицо, но большая пощечина, и ее глаза становились все больше и больше, но она была равнодушна. Я переживаю эту зиму, но хочу вернуться. «Она укусила немного сильнее и дала понять: «Я хочу увидеть тебя снова». ”
Ши Цзинь не ответил на звонок, выражение его лица было ровным, а в глазах не было ни взлетов, ни падений.
Тан Ли лежит, одна рука выставлена наружу, сине-фиолетовая, к ней прикреплено множество инструментальных трубок, его запястья очень тонкие, и отчетливо видны неровные линии костей.
Она сказала себе: «Я навсегда запомнила, как впервые увидела тебя недавно».
Это было три года назад, она бросила трубку его консультации.
Он был одет в белое пальто и белую рубашку внутри. Когда она вошла, он не поднял глаз. Глядя на ее чемодан, он опустил голову и спросил: «Мисс Тан?»
В то время она думала, что у нее был действительно приятный голос.
Она подошла и представилась: «Здравствуйте, я говорю».
Он поднял взгляд, и его глаза были обычными: «Пожалуйста, садитесь».
Какое нежное лицо.
Она посмотрела ей в глаза и на мгновение забыла отойти, как будто увидела Синхэ Ваньли и увидела глубокую синеву в глубине моря, чистую и обстоятельную.
Он повторил его, его тон все еще не замедлился: «Пожалуйста, садитесь».
Она отвела глаза, села и исправила свою оплошность: «Ты доктор, когда ты есть». Авторитетный врач кардиохирургии, она думала, что будет стариком.
Он кивнул и положил ручку в руку: «Я Ши Джин, ваш доктор».
Серебряная перьевая ручка с белыми буквами на колпачке. Она не могла ясно видеть буквы на нем. Может быть, у нее не было сил, чтобы прочитать это. Ее взгляд упал на его руку.
Рука хирурга, рука, держащая скальпель, слишком красива.
Три года спустя, когда я думаю об этом, моя память не смутна, а по-прежнему ясна, как и вчера.
«Ши Цзинь, — некоторые из ее зрачков слегка сфокусировались и посмотрели на него, — если я встречу тебя немного раньше, то раньше, чем Цзян Цзюшэн, ты…»
Ши Цзинь прервал ее слова: «Мисс Тан».
Мисс Тан…
Или как всегда называется, всегда держа дистанцию.
На его лице нет особого выражения, как у одного из его пациентов, в глазах нет никаких личных эмоций, он сказал: «Нет, если».
Говорить о том, чтобы просто открыть рот.
Ши Цзинь сказал: «Если и есть, то только моя девушка».
Она улыбнулась, надела кислородную маску и дважды вздохнула: «Я почти умираю, ты не можешь мне врать».
Он вежливо отказался: «Извините, у меня нет таких обязательств».
Да, он равнодушный темперамент. Кроме Цзян Цзюшэна, он не будет искать других. Даже если она умирает, она никогда не видела в его глазах и намека на траур.
Если бы ее мать не попросила его, он, вероятно, не пришел бы к ней.
Какой ласковый и бессердечный человек.
Несколько дней стояла хорошая погода, без ветра и дождя, и солнце пригревало, как раз в начале зимнего сезона, рано темнело и ночью было очень холодно.
Во вторую ночь госпитализации Цзян Цзюшэна луна была очень круглой, о, лунные пятнадцать.
Около 9 часов вечера в коридоре стационара раздался плач. После долгого перерыва Ши Цзинь вышел из палаты Цзян Цзюшэна и спросил медсестру снаружи: «Кто плачет?»
Дежурная медсестра ответила: «Пациент в палате внизу скончался, и он член семьи». Эмоций нет, а в больнице он уже давно привык к рождению и смерти.
Ши Цзинь ненадолго замолчал: «Три ноль семь?»
Дежурная медсестра удивилась и кивнула: «Да, пациент 307 просто перестал дышать».
В палате 307 был чат.
12 декабря в 9:49:56 разговор прекратился, и за пределами палаты госпожа Ян истерически плакала.
В палате белая ткань покрывала тело, обнажая запястье, бледное и бескровное. Г-жа Ян встала на колени перед больничной койкой, плача и крича «вандан», Тань Сияо села на землю, плача, закрывая лицо.
Вскоре после этого приехал медицинский персонал, чтобы перенести тело, из-под подушки выпал черный дневник и упал на землю, подул ветер, лист бумаги развернулся, и шрифт Хуан Сю подпрыгнул на бумаге.
Мой лечащий врач молодой человек.
У него нежное имя Ши Джин.
Он был вежлив со всеми, но ни с кем не был близок.
Он очень сильный доктор. Он выглядит удивительно красиво со скальпелем.
Ему нравится белое, белые стаканы, белые рубашки, белые кроссовки и белые надписи на ручках.
Он любит чистоту, имеет небольшую привычку к чистке и носит с собой дезинфицирующее средство.
У него очень красивые руки и красивый почерк.
Он всегда зовет меня вежливо и учтиво.
Его глаза очень очаровательны, но, когда я смотрю на себя, меня всегда будут отталкивать три точки, как горы и облака.
По ночам я всегда думаю о том, как бы выглядел такой классный человек, если бы он в кого-то влюбился.
Оказалось, что это будет сумасшествие.
Впервые в жизни я испытал чувство ревности, кислости, нежелания и обиды, бродившее и нараставшее в моем уже переполненном сердце.
Я стала той женщиной, которую ненавидела больше всего, играя арлекина в чужих историях.
Он никогда не смотрел на меня пристально. Я не знал раньше. Тень, отражавшаяся в его глазах, была яркой галактикой, которую я никогда раньше не видел.
Мое сердце становится все хуже и хуже, и я, наверное, напоминаю себе, что не могу позволить себе такого мужчину.
Отец сказал, что отказался меня оперировать. Раньше ему нравилось, как он брал скальпель. В конце концов, он не взял за меня скальпель.
Я подменил сердце, и новый лечащий врач сказал, что исследования показали, что у клеток сердца есть память, но я подменила сердце, а это он притворялся.
Моя мама часто вытирает слезы за моей спиной, я думаю, наверное, мое время уходит.
Я хочу вернуться в Китай и хочу увидеть его в конце.
Он был все тем же, каким впервые увидел его, с огромными звездами, спрятанными в его бровях, как звезды зимней ночи.
Моя жизнь коротка, история не длинна, резюме из четырех слов, любви мало.
Не говори об этом.
Хлопок.
Свет в палате был включен, а веки в кровати шевелились, но не включались.
Ши Цзинь подошел и тихо крикнул: «Шэн Шэн».
Цзян Цзюшэн открыл глаза и немного уснул: «А?»
Он подошел ближе и сказал: «Нас выписывают».
Она была удивлена, и ее сон прервался: «Сейчас?»
"ОК."
Она села и посмотрела на время. В десять часов вечера она спросила Ши Джина: «Почему ты так беспокоишься?»
Ши Цзинь пошел за одеждой, повернулся к кровати, чтобы помочь ей одеться, и объяснил: «Внезапно подумал о Сюй Бомэй».
Цзян Цзюшен тупо рассмеялся.
Окно было закрыто, и ветер за окном все еще был слышен. Ши Цзинь держал ее, руки у нее были холодные, она крепко сжала их и дважды потерлась: «На улице холодно, надень больше».
Ши Джин расстегнула куртку: «Я держу тебя, не холодно».
Он забрал ее домой, не желая видеть, как она покидает свою жизнь и смерть, и не желая быть свидетелем ее смерти.
15 декабря семья Тан провела похороны в похоронном бюро Цзянбэй.
В зале на черно-белом фото девушка улыбалась Гу Паню, а на столе стояли поминальные подношения, а также белые хризантемы и каллы. .
«Гуаньси».
«Гуаньси».
Госпожа Ян была одета в черное, оба виска были белыми, и безучастно смотрела на фото: «Как ты так пошла, как ты позволила своей матери жить».
В ее глазах больше не было слез, Инь Хун была сухая, пробормотала госпожа Ян, и она снова заплакала: «Гуань Си, моя дочь, моя дочь, которая в отчаянии».
«Мама последует за тобой».
«Мамы нет в живых».
Крик резко прекратился. Госпожа Ян встала и побежала к стене. В это время кто-то потянул ее и споткнулся на землю.
Она расплакалась и потеряла сознание.
Люди, пришедшие выразить свои соболезнования, приходили и уходили, ничего не сказав. В комнату было поставлено много цветов, зажжены благовония, и вкус был очень тяжелым. Это заставляло людей чувствовать себя подавленными, когда они входили.
У двери два ряда венков. Церемониал похоронного бюро отошел в сторону и спросил у оставшихся у дверей людей: «Вы здесь, чтобы выразить соболезнования?» Вероятно, круглогодично занимались похоронными работами, и тон женщины был сформулирован так: «Белая хризантема там».
Приходящий мужчина — молодая девушка, одетая в черное, стоит у двери, не заходя внутрь.
«каллиграфия».
Это был Тань Сияо, который вышел изнутри и посмотрел на дверь красными глазами: «Мобао».
Тань Мобао не ответила, подошла, взяла белую хризантему, положила перед линтаном, наклонилась и сожгла джосс-палочку, затем встала на колени на футоне, трижды поклонилась, встала, посмотрела на фотографию, развернулся и ушел.
Тань Сияо догнал его, старый колокольчик согнулся, его голос срывался: «Мо Бао, останься, это твоя сестра».
Тань Мобао повернул голову и, как и все гости, пришедшие выразить соболезнования, поклонился: Тань, оплакивай».
Глаза Тань Сияо сразу же стали влажными: «Мобао…»
Она ничего не сказала, ушла и оставила крик позади, шла все быстрее и быстрее, шла ни к кому, присела на корточки, опустив глаза и красные глаза.
Вечером девять учеников семьи Се устроили свадебный банкет, и мастер Се Дан усвоил подарок, потому что вел машину и не пил. Отправьте его обратно.
Блин, устал!
Отослав последний, он припарковался в стороне и сделал перерыв. Он позвонил на телефон мастера Се и пожаловался.
В этот момент пешеходов на дороге было немного, уличные артисты под эстакадой не конфисковали свои киоски, киоски с фильмами не исчезли.
Под мостом фигура уменьшилась, а свет фар на какое-то время был то ярким, то темным.
«Поговорим о Мобао».
Се Дан был в маске, стоял снаружи и кричал. Сквот присел на корточки и не ответил. Он прошел немного и не рассердился: «Говори про Мобао!»
Присед под эстакадой повернул назад.
Фары только что ударили, и свет вспыхнул на ее лице.
Се Дан действительно посмотрел на это: «Это действительно ты. Не спите здесь по ночам. У тебя есть мозги…» Слово «яма» еще не было произнесено, фары машины мигали, а она была в слезах. В глазах он застыл на мгновение: «Плачет?»
Увидев ее взгляд в небо и насмешки, она подумала, что девушка сделана из железобетона, а изначально она была из воды.
Тань Мобао вытер глаза, высунул шею и сказал: «Не плачь, дует ветер».
Голос срывался, плакал.
Этот слезливый взгляд сделал меня непривычным, и Се Дан пнул камень о землю: «Возвращайся и перестань пить северо-западный ветер».
Она прислушалась и встала, наверное, долго сидела на корточках, затекли ноги, спотыкаясь на два шага, поворачивая голову: «Блин, иди в бар».
Посмотрите на ее жалкое…
Се Дан отвела ее в клиринговый бар, место не так просто найти, но в клиринговом баре хорошие напитки, высокое потребление, художественное оформление, больше всего удовольствия туда приходят постоянные клиенты, или богатые или дорогие постоянные клиенты.
Он вел машину, не выпивая, он смотрел на Мобао Нюинь, тысячи бокалов иностранного вина, давал ей выпить позу кипятка.
Не прошло и пятнадцати минут, как ряд пустых стаканов.
В этот момент Нао уже начала качать головой, Се Дан прижала стакан перед ней: «Хорошо, не пей».
Она подняла глаза, улыбнулась ему, встала, взяла издалека чашку, вытерла ее, села, прищурила глаза, прислонилась к палубе: «Несколько дней назад умер ненавистный мне Человек. ”
Се Дан бросил ему в рот боб: «Так о чем ты плачешь?»
«Я думал, что это будет очень счастливым, очень облегченным, и я мог видеть призрак, и мне было немного грустно». Она сказала себе, разбитые мысли: «Не та ли беда осталась на тысячи лет? Ей тоже очень плохо, как ей жить двадцать пять?»
Она очень ненавидит говорить и болтать, и она действительно забита. Она настолько мертва, что была немного застигнута врасплох.
Сказав это, она снова потянулась к стакану на столе.
Се Дан отодвинул стакан: «Давай, не пей, мне все равно, если ты напьешься».
Она опорожнилась и легла на подлокотник сиденья. Она кричала себе: «Она очень жалкая. Она страдала от болезни сердца с самого рождения. Ее отец и мать особенные. Она хочет что-то для нее. Что, это просто испортило людей. ”
Се Данг не принял ее, пусть говорит.
Она была сбита с толку и пьяна, и сказала тянущим тоном: «Она как вампир, три дня сосет мою кровь с обоих концов, я ее ненавижу».
«Она выглядит красиво, она умна, и у нее есть ум, чтобы заниматься бизнесом, поэтому ей просто нравятся те, кто не любит ее».
Она ухмыльнулась и улыбнулась.
«Мне не нужно быть счастливым после того, как я знаю это. Кто-то, кого я ненавижу, может, наконец, расстроить ее и позволить ей попробовать невидимое».
Улыбка в уголках ее рта исчезла, и она моргнула, слегка покраснев.
«У нее больное сердце, и не следует радоваться, но я несколько раз видел ее огорченной, наверное, из-за этого, и долго она не проживет».
«Она всегда была тепловата со мной. У нее не было доброго слова. Она так ненавидела это. Раньше я много раз злобно проклинал ее, но теперь проклятие подействовало, и в конце концов она умерла».
Се Дан смутилась, не знала, о ком она говорит, взглянула на время и трясущимися ногами пнула ножки противоположного стола: «Возвращайся, наговорив достаточно, мне еще есть чем заняться ночью».
Она не шевелилась и лениво сидела, и вдруг прозвучала фраза: «Мертвец — моя сестра по крови». Веки дважды дернулись и приподнялись, внутрь засиял лазерный свет бара, слезы Водоворота: «Она такая же, как я, с кровью панды, единственный человек в мире, который истекает кровью, как я».
Се Дан молчит.
Затем Тань Мобао тоже замолчал. После этого он ничего не сказал, налил себе в желудок одну чашку за другой, швырнул бутылку вина и сел на пол, плача, напевая во время слез, напевая песню Цзян Цзюшэна, явно в веселом ритме. Она расплакалась, когда пела.
В конце концов это была человеческая жизнь, внезапно исчезнувшая…
Больше десяти часов вечера Сун Цзин, наконец, уговорила ребенка уснуть и просто легла. Когда она закрыла глаза меньше чем на десять минут, зазвонил телефон на столе. Она не ответила, и телефон звонил без умолку.
В этот момент никто, кроме предка, не звонил.
Сун Цзин глубоко вздохнула и выдохнула, не подавляя гнева: «Не спи по ночам, лунатизм!»
Се Дан лаконично сказал: «Иди сюда».
Ваш предок!
Сун Цзин закатил глаза: «Что с тобой?»
Тон дяди Се Дана: «Не я».
Она просто хотела спросить, кто это, и тут раздался певчий голос.
«Перед Аменом растет виноградная лоза, только что проросла зеленая зона Анен Анен, а улитка несет тяжелую раковину, шаг за шагом взбираясь вверх…»
Я истерически запел, но не сказал ни слова. Большая ночь, это было очень проникновенно. Дело не в этом, дело в том, что это на самом деле женщина!
Сун Цзин немедленно встала с кровати: «Кто это призрак, плачущий волком?»
«Вице-президент Ассоциации поддержки Цзянбэй».
Некоторое время она не отвечала.
Се Дан призвал туда: «Иди сюда и избавься от людей. Если ты больше не придешь, я оглушу ее яд.
На этот раз это была еще одна кричащая песня.
«Я человек, которого ты любишь больше всего? Почему ты не говоришь, держишь свою холодную руку и не двигаешься, мне становится грустно…»
Плач сменился, а пение стало счастливым.
«Ветряная мельница скрипит и крутится, пейзажи здесь действительно красивые, небо красивое, а вместе счастливые друзья…»
Се Дан: «…» Ах, шумно!
Он снял пальто и заговорил о голове Мобао. Она была честна и спала на палубе, так что его уши были чистыми.
После получасового прикосновения Се Дан оценил, что Сун Цзин скоро придет, и разбудил спящего. Поспав некоторое время, Тан Мобо проснулся через несколько минут и больше не беспокоился. Он послушно последовал за Се Дангом, и его шаги дрожали. Он был тихим и послушным.
Мужчина с татуированными руками ударил Се Дана лоб в лоб, не извинившись. Он вошел в ящик и забрал с собой дверь. Со щелчком дверь отскочила назад, не закрываясь.
Се Данг оглянулся.
"Скучать."
Голос мужчины, казалось, причинил ему боль в горле, и он вырвался наружу.
В двери была щель, и можно было увидеть крепкую спину мужчины, а также пару длинных ног, переплетенных женщиной на диване, с красными высокими каблуками под ногами.
"Что-то доставлено?"
Слова круглые и красивые, а женский голос очень приятный.
Мужчина почтительно склонил голову: «Оно было отправлено Цинь Минли».
Женщина засмеялась, и ее белая рука потрясла бокал с вином: «Пора закрывать сеть».
За дверью Се Дан прислонилась к стене.
Тан Мобао протянул руку и потянул за угол одежды: «Черт, я…»
Он закрыл ей рот и покачал головой. Она не проснулась полностью, была немного в неведении, не шевелилась, не пищала, честно стояла.
Се Дан придвинулся к двери и продолжил слушать.
Прошло еще полчаса или около того, прежде чем раздался телефонный звонок Сун Цзин. Се Дан некоторое время ждал в машине и был нетерпелив: «Почему так долго?»
На первом офицере тускло спал Тан Мобао.
Он публичный человек и не может отправить ее в отель. Он может только указать на Сун Цзин, чтобы тот закончил.
«На Каннинг-роуд произошла авария, и она была заблокирована. Где ты?"
«Послушай в переулке позади Цзюсюань». Се Дан также выбрал отдаленное место, потому что боялся папарацци. Он схватил немного вьющиеся волосы, и они были немного взорваны. «Поторопитесь, я сейчас замерзну насмерть. ”
Сун Цзин шлифовала коренной зуб после шлифовки: «Жду». Этот враг!
Повесив трубку, Се Дан вздрогнул.
В глубоком переулке ночь была тиха, и вдалеке слышался лай. На обочине дороги было припарковано несколько автомобилей. Вокруг никого не было. Уличные фонари были сломаны, и какое-то время было темно и светло.
Внезапно тело слегка вздрогнуло.
«Бум».
«Бум».
«Бум».
Три последовательных звука с громким шумом, как будто что-то тяжелое ударилось в заднюю часть автомобиля.
Се Дан опустил окно и закричал: «Кто?»
Никто не ответил, из переулка доносилось эхо, а лай собак вдалеке был еще яростнее.
Он вышел из машины и пошел в конец вагона. Он увидел три кирпича на земле, а его машина была разбита тремя пломбами.
Кто, черт возьми, разбил его машину!
Некоторое время он шел вперед и смотрел в конец внутреннего двора. У входа в переулок, когда вдруг вспыхнула фара, он обернулся, и сильный свет ударил ему в глаза.
Напротив, черное тело быстро рухнуло.
Есть еще одно, будет поздно, не надо ждать, смотрите завтра утром
я продолжаю кодить
(Конец этой главы)